В 80-90-е-годы прошлого столетия национальная принадлежность нации воспринималась как последняя надежда, наиболее доступная форма идентификации для больших масс людей.
Именно этническое самоопределение наций на Кавказе и привело к дюжине десятилетиями тлеющих конфликтов. Предлагаю взглянуть на самоопределение наций с другого угла и поискать другой взгляд на возможные пути в поиске мира.
В годы советской власти в странах соц. лагеря искусственно развивалась и поддерживалась тенденция роста этнической идентичности, которую представляли как интернационализацию культур и унификацию образа жизни разных народов.
Но в процессе усиления глобализации, как на Кавказе, так и во всем мире существенно обостряется проблема сохранения и укрепления национально-культурной идентичности – она становится актуальной для каждой полиэтничной страны. Более того, формируются новые транснациональные многоуровневые идентичности. Так, в поисках ответа на новые вызовы времени Европа начинает определять себя по-новому, подвергая сомнению модель формирования нации и национальной идентичности в начавшемся XXI столетии. Термин «мультикультурализма» входит в ежедневное употребление и глубинное формирование новых форм общества в странах Европы.
Под формированием гражданской идентичности же, которая успешно может формироваться только при действующем мультикультурализме, предлагаю понимать процесс соотнесения своей личности с гражданской общностью, ее ценностями и нормами, который выводит ее на осознание себя как гражданина своей страны и как члена гражданского общества. На осознание своей принадлежности к гражданской общности, на понимание своих прав и обязанностей, реализуемых в процессе участия в жизни гражданского общества, события которой оцениваются им по критерию ценностей гражданского общества, которые становятся мотивами для его поведения и деятельности.
Сохранение памяти и идентичности жителей бывшего СССР, связанных с принадлежностью к советскому народу, а также исполнение роли страны-реципиента для тех, кто продолжает чувствовать свою причастность к России и даже предпочел бы трудиться и жить на российской территории. Такой новый смысл, в продолжении евразийской миссии России на ближайшие десятилетия, яро защищает президент РФ Владимир Путин и его окружение.
Принцип самоопределения народов (наций) многозначный: включает в себя право на политическое, экономическое, культурное самоопределение, в том числе широкое местное самоуправление. В политике СССР приоритет отдавался политическому самоопределению и образованию самостоятельных государств, что впоследствии не в малой степени содействовало распаду СССР.
Нередко право на самоопределение трактуется лишь как право на политическое самоопределение, на создание своего государства, что актуально было для понимания и реализации этого права российскими региональными политиками, учеными, пытавшимися оправдать после распада СССР самопроизвольное провозглашение суверенными бывшие автономные республики и области.
Однако, следует также учитывать противоречия в международных документах, касающихся права народов на политическое самоопределение и образование самостоятельных государств, и сохранение территориальной целостности государств. Реализация этого права связана с рядом проблем, прежде всего, прав других народов, проживающих на данной территории. История показывает, что в процессе осуществления политического самоопределения какого-то народа, не всегда учитывается, что другие общности также имеют право выражать мнение на ту или иную форму самоопределения.
Требование «самоопределения» основывается на представлениях о «национальной идентичности», нередко выступающей в качестве предпосылок такой политической философии, которая склоняется к объяснению, оправданию и даже возвеличению насильственных методов для осуществления этих требований. Очевидны примеры, согласно которым факт существования нации наделяет ее правом политического самоопределения, и всякое отрицание этого права оправдывает политическое насилие. Таким образом, идея «самоопределения» народа в своем развитии сталкивается с обозначенными выше трудностями (Декреты Советской власти. — Т 1. — М., 1957. – 40 с.).
На территории постсоветских государств ситуация в сфере межнациональных отношений несколько осложнилась после принятия 3 апреля 1990 г. закона СССР «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР». Несмотря на то, что право выхода союзной республики из СССР было установлено в конституции страны, данный закон уточнял процедуру выхода союзных республик и автономных образований из СССР и предоставлял некоторые гарантии их независимости. После вступления в силу этого закона союзные республики и автономные образования внутри них получили право выхода на основе свободного волеизъявления и соблюдения порядка выхода из союзного государства. В дальнейшем такие непризнанные государства как Абхазия, Южная Осетия, Нагорный Карабах в определении своего правового статуса часто ссылались на данный закон.
Институционализация государственности и формирование политической идентичности Грузии, Армении и Азербайджана осуществлялись под воздействием ряда факторов: определение и утверждение правового статуса национальной идентификации; нормативно-ценностное и идеологическое обоснование предназначения и смысла существования нации; конструирование своего общественно-политического идеала, связывающего воедино прошлое, настоящее и будущее страны.
Формирование государственности трех южнокавказских республик сопровождалось принятием важных нормативно-правовых актов, как со стороны союзного Центра, так и со стороны органов власти союзных республик, которые способствовали утверждению их независимости. Несмотря на то, что СССР еще формально существовал, в 1991 году на территории этих республик были проведены референдумы о независимости, одобренные подавляющим большинством населения этих стран. По итогам этих референдумов были приняты акты и декларации о независимости, положившие начало политико-правовому «оформлению» государственности южнокавказских республик и формированию их национальной и региональной идентичности. (Мультикультурализм и трансформация постсоветских обществ, М., 2002,с.38. 116 Издательство «Грамота» www.gramota.net)
Стоит отметить, что в данных референдумах не приняло участие абхазское и осетинское население Абхазии и Южной Осетии, а также армяне Нагорного Карабаха. Аналогичным образом референдум 17 марта 1991 года о сохранении СССР в форме новой федерации был бойкотирован властями Грузии, Армении и Азербайджана, но при этом проведен на территории Абхазии и Южной Осетии.
Глубинные перемены в начале 90-х годов, затрагивающие стержень социально-экономической жизни, обусловили всплеск новых массовых настроений. География диктует внешнюю политику: административные границы союзных республик стали государственно-политическими рубежами. В пост-советской действительности традиции межэтнического сожительства, толерантности к инонациональным и ино-конфессиональным интересам, предупреждения конфликтов перестали работать. Ирредентистские амбиции новых националистических элит («Армения там, где живут армяне», «Абхазия для абхазцев», «воссоединение Южной и Северной Осетии» и т.п.) и претензии на этническое самоопределение – явились тем толчком, который всколыхнул Кавказский регион и другие уголки бывшего союза.
Именно противоречия и конфликты региона, по мнению историка Ирады Багировой, стали следствием этнократического эгоизма политиков, заполучивших политико-идеологические, информационные ресурсы, но продолжающих при этом мыслить узкорегионально. Лидеры непризнанных республик продолжают возводить в абсолют право на национальное самоопределение, противоречие которого с принципами территориальной целостности государств является серьезной проблемой для современного международного права (Багирова И. Монография: История и перспективы конфликтов, идентичности и интеграции на Центральном Кавказе./ журнал «Кавказ & Глобализация»Том 6, 2012).
А по мнению политолога Тимура Мансурова, в актах и декларациях о независимости, принятых Грузией, Арменией и Азербайджаном в 1990-1991 годах, содержались важные положения, касающиеся их преемственности с демократическими принципами и традициями развития закавказских республик 1918-1921 гг., являвшиеся на тот момент независимыми государствами. Эти положения сыграли значительную роль в формировании национальной идентичности государств Южного Кавказа, а опыт государственного строительства был использован при составлении законодательства и формировании новых политических институтов.
Институционализация национальной и региональной идентичности государств Южного Кавказа происходила на фоне усиливающихся межнациональных противоречий, впоследствии переросших в вооруженные конфликты. Стремление союзных республик обрести независимость сопровождалось аналогичными процессами в их автономных образованиях (Абхазская АССР, Нагорно-Карабахская АО, Юго-Осетинская АО).
Постепенно протесты и требования о повышении государственного статуса автономных образований и предоставлении независимости становятся более масштабными, а ситуация в данных регионах менее контролируемой. Сложившееся положение способствовало появлению национальных движений, организационной основой которых выступили общественно-политические организации («Айдгылара» в Абхазии, «Адамон ныхас» в Южной Осетии, «Крунк» в Нагорном Карабахе). Параллельно происходящим процессам в Абхазии, Южной Осетии и Нагорном Карабахе были приняты законы, которые способствовали получению ими де-факто независимости. Именно кардинальные изменения в правовом поле южнокавказских государств, по мнению Т. Мансурова, заложили основы формирования новой региональной идентичности.
Стоит отметить, что противостояние между союзными республиками и автономными образованиями происходило не только на законотворческом поле (это противостояние впоследствии получило название «войны законов»), но и на идеологическом. По замечанию исследователя А. Цуциева, «этнополитические противоречия рубежа 1980-1990-х гг. формируют повышенный идеологический спрос на реконструкции «исконных границ», на обоснование «исторических прав» на оспариваемые территории и/или групповые статусные позиции».
Таким образом, возникновение конфликтов и впоследствии обретение де-факто независимости непризнанными республиками способствовали складыванию новой региональной идентичности. Если Нагорный Карабах идентифицировал себя с Арменией и поддерживал идею воссоединения этнических армянских земель, то Абхазия и Южная Осетия тяготели к Российской Федерации. Выдвигались различные варианты объединения с Россией вплоть до вхождения автономных образований Грузии в состав данного государства. Между тем формирование политической идентичности Абхазии, Южной Осетии и Нагорного Карабаха укреплялось по мере становления их государственных институтов. С этой точки зрения Абхазия и Нагорный Карабах обладают более развитой государственностью и являются более демократичными, нежели Южная Осетия.
В заключение хочется сказать, что тупик политического самоопределения наций на Южном Кавказе на лицо – конфликты в регионе не решаются десятилетиями, а миротворческие переговоры успехами тоже не блещут. Поэтому, было бы хорошо, если бы все конфликтующие стороны оттолкнулись бы от этнического и национального компонента самоопределения своих народов и более активно взялись бы за построение гражданской нации. Нации, объединяемой ценностями, трудовым рынком, экономикой, образованием, а не этнической принадлежностью группы людей, проживающей на конкретной территории.
Данная статья является частью дипломной работы «Проблемы формирования гражданской идентичности на Кавказе на рубеже ХХ-ХХI веков» журналиста-кавказоведа Регины Егоровой-Аскеровой.
