Никогда не была в Абхазии. Знаю о ней лишь по рассказам моих абхазских друзей.
С некоторыми из них я познакомилась в Молдове, с кем-то – в Стамбуле, а с другими – в Косово. Странно, что со всеми в разных странах, на другой земле.
Описанная ими Абхазия была другой, более современной, более славянской и, сначала, менее улыбчивой.
Палата 612 – это место, находясь в котором я познакомилась с другой Абхазией, более абхазской, более теплой, с меньшими рамками и более открытой. Если бы не небольшое ухудшение здоровья, наверное, я никогда не узнала бы, что море в Сухуми – зеленое, и что после войны Гудаута совсем серая. Почему? Оказывается, после войны в городе остались лишь закопченные здания.
В клинике и в палате время растягивается для всех пациентов, и с нетерпением ждешь, когда вернешься домой. Но трех дней оказалось для меня мало. Я хотела узнать больше. Услышать еще больше историй от абхазов, которые приехали в Грузию, в Тбилиси на лечение.
Утро постоянно начиналось с оценки голубоглазой 74-летней Шуры Аршба – она главный герой моей истории и самая старшая в палате. Ей нравился Тбилиси. По одному, временами с маленькими паузами, произносила она слова, и я точно знала, какое предназначалось для Тбилиси, а какое – для Сухуми.
Я уже знаю, как выглядит тот город, запечатленная в сознании абхазов белая береговая линия с зелеными пальмами и синеклювыми белыми чайками, которые даже зимой, оказывается, не покидают Сухуми.
«Только на улице Челюскинцев, сейчас эта улица имени Беслана Джелия, стояли 122 пальмы. Взлетающие с набережной во время ветра чайки укрывались там. Чудо, но это был единственный город, где на зеленых пальмах чайки, как цветы, сидели и зимой и летом. Скажи, видела ли ты когда-нибудь на пальмах больших белых чаек?.. Вот в Сухуми я видела. Они никогда не покидали город, а сейчас ищем их, исчезли и в Сухуми, и у меня в Гудауте. В моей серой Гудауте», — так рассказывала она каждое утро за чаем.
Бабулька – так она попросила называть себя и добавила: «когда меня так называют, вспоминаю внуков, по которым скучаю, и как бальзам на сердце».
Поехать в Тбилиси ее убедила дочь, и она не стала раздумывать, но ее удивили истории, произошедшие по пути:
«Когда мне стало плохо, нужно было перевозить в Тбилиси, из Гудауты до гальской границы абхазы не пропустили, пока мы не заплатили 10 тысяч рублей (200 долларов). Когда подошли к грузинскому посту, моя дочка подготовила деньги, думали, что и грузинской стороне должны заплатить, но нас пропустили без проблем. И кроме того, что мы ничего не платили, довезли до клиники на реаномобиле», — говорила и удивлялась всему Бабулька.
Особенно тому, что большинство в Абхазии не знает, что могут бесплатно лечиться в Грузии; не знают, что для всех абхазов здесь выделено 15 тысяч лари; не знают и того, как получить приглашение на лечение, и того, что ни у одного из них не будет проблем.
Не знаю, как насчет неинформированности абхазов, но я сомневаюсь и в том, что в Грузии многие знают об этом. Нет информации и у моих абхазских друзей.
С тех пор, я все время хочу всем рассказывать, давать знать всем, кто находится по ту сторону Ингурского моста, всем абхазам, которые нуждаются в лечении, всем, для кого границы – лишь политическое мерило, и всем, для кого просто дорога жизнь.
А Бабульку Шуру я оставила в палате №612, откуда вскоре ее перевели в онкологическое крыло. Хоть она совсем не боялась своего диагноза, просто сожалела, что есть границы и посты, сожалела, что забыла грузинский и сожалела, что вдобавок ко всему, забывают также абхазский, и главный разговорный язык среди абхазов – русский.
Автор текста Марико Цикоридзе
