После грузино-российской войны прошло шесть лет. На каком этапе сейчас находится гражданское общество и что изменилось за это время в работе НПО.
О роли женских миротворческих организаций в урегулировании конфликтов рассказала руководитель НПО «Согласие» Юлия Харашвили.
В 2008 году, когда началась интервенция, все средства коммуникации были блокированы,и мы не могли рассказать миру, что происходит в Грузии. И в это время появилось обращение многих серьезных правозащитных организаций в России, таких как «Мемориал», которые призывали к защите гражданского населения и давали независимую оценку происходящего.
Мы об этом тут распространяли информацию, чтобы и здесь люди не думали, что все русские для нас враги. Очень важным начинанием стал Альянс грузинских и российских женщин миротворцев, совместная инициатива двух выдающихся женщин, Вали Череватенко и Аллы Гамахария.
Идея была в том, что мы не просто какие-то проекты вместе делаем, но и стараемся распространять позитивную информацию друг о друге. В этом смысле было очень важно, когда в Грузии побывала корреспондент «Новой газеты» Виктория Ивлева, которая сделала замечательные репортажи. А госпожа Эльвира Горюхина написала очень хорошую книгу, вот читаешь ее и столько любви к Грузии, к людям которые стали вынужденно перемещенными лицами из Кодорского ущелья.
Она приезжала сюда, и несмотря на свой преклонный возраст, пыталась их всех найти. Она обошла Кодорское ущелье, Цхинвальский регион, была Нагорному Карабаху. Вот такие примеры , личного общенияочень важны в построении мира.
— Какой на сегодня результат общения грузинских и российских НПО?
Были проведены очень важные встречи, и в России и в Грузии, помогающие восстановлению сотрудничества и понимания. Ведь у нас много общих проблем и общей боли. В пост-советских республиках много женщин, девушек, девочек пострадавших от конфликтов. Наша организация серьезно занимается резолюцией ООН 1325 и я думаю, это может стать мостом в общении с женскими НПО в других регионах.
Россия очень большая, и во многих регионах конфликтная тематика не является приоритетной. Если я на всем Южном Кавказе могу найти партнеров, то в РФ это Южный федеральный округ, те районы, которые ощутили на себе, что такое война. Например, тема «Защита женщин от насилия» — она важна во всех регионах и странах. Это тема является общей для всех. Еще тема, по которой мы можем сотрудничать с женскими НПО РФ – это тема предотвращения конфликтов.
— Что по-поводу проектов с женскими НПО Абхазии и Южной Осетии? Как изменилась ситуация после 2008 года?
Разница чувствуется и очень большая. Мы с нашими цхинвальскими и сухумскими коллегами работали, начиная с 1995 года. Мы начинали работать по программе лагерей мира, которые переросли потом в диалоги молодых волонтеров за мир. Эти молодежные диалоги были очень серьезными, молодым людям удавалось говорить друг с другом на болезненные темы. Мы обсуждали модели примирения, потому что у нас есть, и всегда была надежда вернуться домой.
Но после 2008 года, все изменилось кардинально. Говорить о быстром возвращении уже не приходится. Одно дело, когда на границах стоят миротворцы, в другое дело, когда там стоят пограничники. Это другая реальность.
— Что сейчас происходит?
У нас недавно закончился очень успешный проект «Усиление возможности миротворчества женщин на Южном Кавказе». Он длился три с половиной года. Мы работали со всеми регионами Южного Кавказа, к сожалению, за исключением Южной Осетии. Было очень трепетное и уважительное отношение друг к другу со всех сторон.
Мы совместно вырабатывали модели, которые для всех важны. Модель адвокатирования проблем на местном уровне, модель включения женщин в экономическую активность. Вообще, продвинутые женщины всегда лучше находят общий язык. И не потому что женщины — голуби мира, а потому что женщины гораздо практичнее, не ленивы, я имею ввиду, что в первую очередь нужна очень большая работа над собой, чтобы суметь работать в таких проектах.
Часто приходится идти и на компромиссы, и на то, что для тебя не очень приемлемо. Война в этом регионе била больше всего по женщинам: потеря близких, берешь на себя все функции и женские и мужские, и так далее. Это самый лучший путь к совместной работе, когда мы делимся тем, чему научились. Это путь сотрудничества, да, это долгая дорога, но, кажется, самая надежная.
— Вы отметили, что в этот проект не были включены женщины из ЮО, в чем причина?
Дело в том, что международные партнеры могли работать в других регионах, поехать туда, делать на месте мониторинг. То есть, когда международныенеправительственные организации участвуют в проекте с НПО из разделенных конфликтом регионов, , они должны иметь возможность входа в регион и общения с партнерами на месте. А сейчас поехать в Южную Осетию стало практически невозможно.
— Существует мнение о миротворческих НПО, что многие из них, так сказать, имитировали бурную деятельность и поэтому не поняли и так сказать, не увидели сигналов, что скоро будет война.
Я могу сказать, что на самом деле гражданское общество эти сигналы посылало. Но вы и сами хорошо знаете, что гражданское общество не принимает решений. Мы можем предупредить, но не остановить. Но говорить мало, нужно чтобы твой сигнал был услышан. Мы не можем отвечать за то, что делает правительство, нельзя все перекладывать на наши плечи и обвинять нас.
Построение доверия очень сложное дело. Бывало, мы (НПО) достигали успеха, шли вперед, а правительство делало неправильный шаг и все это в одночасье рушилось.
Вообще, работа по миротворчеству очень тяжелая и неблагодарная. Потому, что если ты начал работать в этой сфере, есть у тебя проект или нет, ты все равно работаешь, ты считаешь себя обязанным. Как правило, в этом деле работают больше женские организации.
Когда, например, мы делали первый детский лагерь, нас некоторые предателями называли, говорили, почему вы абхазских детей туда берете, это же враги. И меня лично и наше НПО пришлось тогда в 1996 году защищать. Но еще один момент, миротворчество не терпит большой публичности. Этоможет быть опасно для партнеров. . Поэтому первый принцип всех организаций, которые работают в миротворчестве, — это не навредить. Будет очень хорошо, если правительства будет проводить больше консультаций с гражданским обществом.
— Изменилось ли отношения правительства к НПО?
Честно говоря, после 1996 года, когда у нас возникли проблемы с первым миротворческим проектом, у нас больших проблем не было. . Мы еще тогда сумели объяснить нашу позицию. Тогда были люди в правительстве, такие как Зураб Жвания, который хорошо это понимал и помог реализовать наш проект, .
Да, рекомендации нашего НПО слушали с уважением, но другое дело, что после этого ничего не делалось. Но я не хотела бы конкретно кого-то обвинять в новом или старом правительстве в том, что наши рекомендации не выполнялись. Потому что кроме наших рекомендаций, существовала и очень сложная геополитическая ситуация.
— А что насчет абхазской и осетинской стороны? Как их власти реагируют на встречи НПО и миротворческие проекты, осуществляемые совместно?
Сейчас если даже судить по прессе, видно, что с той стороны миротворческие проекты не поощряются. Также и в России, знаете, какие там проблемы сейчас у НПО. Но неправительственные организации и активисты все-таки работают, потому что это очень важно, и мир нельзя строить только с одной стороны.
— Как трансформировалась народная дипломатия за последние двадцать лет?
Сейчас это такая более организованная дипломатия (second track). Когда мы в 1994 году начиналипервые проекты, мы подошли к проблемам системно, вначале сделали исследование среди мест коллективного проживания вынужденно перемещенных лиц – и все, кого мы опрашивали, говорили, как важно сохранить связь с теми, кто остался в Абхазии. Тогда это в прямом смысле было диалогом между людьми. Сейчас это несет более организованный, профессиональный характер. Вообще, встречи женщин миротворцев очень важны, так как женщины не живут одним днем, они смотрят в будущее и хотят стабильности. И на Южном Кавказе все так переплетено, что невозможно построить мир в каждой отдельной стране, необходимо сделать это во всем регионе.
Думаю сейчас, одними из самых активных групп НПО являются женские организации, экологи, молодежь. Недавно я слышала о новом проекте, очень важном, по восстановлению утерянных документов.
Несмотря на то, что уже 22 года прошло с того момента, как началась война, эти раны не заживают. Есть много людей которые обустроились, живут дальше, но в глубине души есть эта незажившая рана. Даже наши дети, которые родились здесь, даже они чувствуют это и хотят назад.
Люблю французскую поговорку, «делай, что должен, и будь что будет». Как бы ни было сложно, сколько бы не было разочарований, мы будем продолжать строить мир. И я хочу верить, что я сама увижу этот мир своими глазами.
Интервью подготовила журналистка Эдита Бадасян
